Я никогда не знаю, как именно я должен относиться к своим родителям в какой-то конкретный момент.
Я не знаю, как я должен их прочувствовать.
И я не знаю, какое решение мне стоит принять, чего от меня ждут, что я должен сделать. Не в плане их провалившихся надежд на меня, а в плане поддержки или присутствия.
Мне никогда не удавалось узнать о их одиночестве, пока я не видел их глаз или не чувствовал горечи, которая меня захлестывала с головой.
Я слепой, слепой бедняк, который чует перемены только по стакану горькой и по женским слезам.
Они не говорят, когда хотят провести время вместе, да и чего таить, я избегаю этого по большей части. У меня, вроде как, "своя жизнь", которую надо успеть черпать полной чашей, пока кости не разобьют трещины. И они не лезут к моей чаше.
Жалкий напыщенный юнец.
Как бы я хотел изгнать остатки этой детской недальновидности из своего сердца.